Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у
того и у
другого.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые
и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на
другую квартиру.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот
и тянет! В одном ухе так вот
и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в
другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!»
И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз.
И руки дрожат,
и все помутилось.
Городничий. В
других городах, осмелюсь доложить вам, градоправители
и чиновники больше заботятся о своей,
то есть, пользе. А здесь, можно сказать, нет
другого помышления, кроме
того, чтобы благочинием
и бдительностью заслужить внимание начальства.
«Грехи, грехи, — послышалось
Со всех сторон. — Жаль Якова,
Да жутко
и за барина, —
Какую принял казнь!»
— Жалей!.. — Еще прослушали
Два-три рассказа страшные
И горячо заспорили
О
том, кто всех грешней?
Один сказал: кабатчики,
Другой сказал: помещики,
А третий — мужики.
То был Игнатий Прохоров,
Извозом занимавшийся,
Степенный
и зажиточный...
Курчавую
и смуглую,
С серьгой (мигало солнышко
На белой
той серьге),
Другую — лошадиную
С веревкой сажен в пять.
—
Другой мужик, присадистый,
С широкой бородищею,
Почти что
то же самое
Народу приказал,
Надел кафтан —
и барина
Бежит встречать.
Ты дай нам слово верное
На нашу речь мужицкую
Без смеху
и без хитрости,
По совести, по разуму,
По правде отвечать,
Не
то с своей заботушкой
К
другому мы пойдем...
Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться не могут. Один
другого сваливает,
и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда
того, кто на земи.
Стародум(один). Он, конечно, пишет ко мне о
том же, о чем в Москве сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный
друг, когда вся публика считает его честным
и достойным человеком… Если свободно ее сердце…
Кутейкин.
И в
другой Псалтире напечатано
то же. У нашего протопопа маленька в осьмушку,
и в
той то же.
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без
того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный
друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают,
друг мой сердечный. Я это
и давеча приметил
и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Цыфиркин. А там
другую, вот
те и умноженье.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в
тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой
друг! Умей различить, умей остановиться с
теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум
и сердце.
Стародум. Оттого, мой
друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в
том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому
и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может! Поверь мне,
друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья
и выгод в
том одном, что законно…
и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
В одной письме развивает мысль, что градоначальники вообще имеют право на безусловное блаженство в загробной жизни, по
тому одному, что они градоначальники; в
другом утверждает, что градоначальники обязаны обращать на свое поведение особенное внимание, так как в загробной жизни они против всякого
другого подвергаются истязаниям вдвое
и втрое.
На это отвечу: цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего народов
и стран устроения,
другие — для
того, чтобы законодатели не коснели в праздности…"
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы,
и казалось им, что это люди какие-то особенные, что они самой природой созданы для
того, чтоб ходить без конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с одной плоской возвышенности для
того, чтобы лезть на
другую плоскую возвышенность, переходят через один мост для
того, чтобы перейти вслед за
тем через
другой мост.
И еще мост,
и еще плоская возвышенность,
и еще,
и еще…
Разумеется, все это повествовалось
и передавалось
друг другу шепотом; хотя же
и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена
и просить прощенья, но
и тех взяло раздумье.
Голова у этого
другого градоначальника была совершенно новая
и притом покрытая лаком. Некоторым прозорливым гражданам показалось странным, что большое родимое пятно, бывшее несколько дней
тому назад на правой щеке градоначальника, теперь очутилось на левой.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами
и, сверх
того, боялись подпасть под ответственность за
то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив,
другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
Но в
то же время выискались
и другие, которые ничего обидного в словах князя не видели.
Утром помощник градоначальника, сажая капусту, видел, как обыватели вновь поздравляли
друг друга, лобызались
и проливали слезы. Некоторые из них до
того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по плечу
и в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.
[Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются
тем же физиологическим законам, как
и всякое
другое человеческое тело, но не следует забывать, что в 1762 году наука была в младенчестве.
Но так как в дороге голова несколько отсырела,
то на валике некоторые колки расшатались, а
другие и совсем повыпали.
—
И будучи я приведен от
тех его слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол, это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино?
и за что, мол, вы так нас порочите, что
и места
другого, кроме как у чертовой матери, для нас не нашли?
Но, с
другой стороны, если с просвещением фаталистически сопряжены экзекуции,
то не требует ли благоразумие, чтоб даже
и в таком, очевидно, полезном деле допускались краткие часы для отдохновения?
Но сие же самое соответствие, с
другой стороны, служит
и не малым, для летописателя, облегчением. Ибо в чем состоит, собственно, задача его? В
том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет, не в
том. В
том ли, чтобы рассуждать? Нет,
и не в этом. В чем же? А в
том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия
и об оном предать потомству в надлежащее назидание.
Но так как Глупов всем изобилует
и ничего, кроме розог
и административных мероприятий, не потребляет,
другие же страны, как-то: село Недоедово, деревня Голодаевка
и проч., суть совершенно голодные
и притом до чрезмерности жадные,
то естественно, что торговый баланс всегда склоняется в пользу Глупова.
Раздался треск
и грохот; бревна одно за
другим отделялись от сруба,
и, по мере
того как они падали на землю, стон возобновлялся
и возрастал.
Заключали союзы, объявляли войны, мирились, клялись
друг другу в дружбе
и верности, когда же лгали,
то прибавляли «да будет мне стыдно»
и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест».
Нет резона драться, но нет резона
и не драться; в результате виднеется лишь печальная тавтология, [Тавтоло́гия — повторение
того же самого
другими словами, ничего по смыслу не прибавляющее, а потому лишнее.] в которой оплеуха объясняется оплеухою.
Председатель вставал с места
и начинал корчиться; примеру его следовали
другие; потом мало-помалу все начинали скакать, кружиться, петь
и кричать
и производили эти неистовства до
тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.
Тем не менее он все-таки сделал слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел уже в ярость
и не помнил себя. Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой
и другими несвойственными этому сану именами; лизал его, нюхал
и т. д. Наконец с неслыханным остервенением бросился предводитель на свою жертву, отрезал ножом ломоть головы
и немедленно проглотил.
Поняли, что кому-нибудь да надо верх взять,
и послали сказать соседям: будем
друг с дружкой до
тех пор головами тяпаться, пока кто кого перетяпает.
Претерпеть Бородавкина для
того, чтоб познать пользу употребления некоторых злаков; претерпеть Урус-Кугуш-Кильдибаева для
того, чтобы ознакомиться с настоящею отвагою, — как хотите, а такой удел не может быть назван ни истинно нормальным, ни особенно лестным, хотя, с
другой стороны,
и нельзя отрицать, что некоторые злаки действительно полезны, да
и отвага, употребленная в свое время
и в своем месте, тоже не вредит.
Но, с
другой стороны, не меньшего вероятия заслуживает
и то соображение, что как ни привлекательна теория учтивого обращения, но, взятая изолированно, она нимало не гарантирует людей от внезапного вторжения теории обращения неучтивого (как это
и доказано впоследствии появлением на арене истории такой личности, как майор Угрюм-Бурчеев),
и, следовательно, если мы действительно желаем утвердить учтивое обращение на прочном основании,
то все-таки прежде всего должны снабдить людей настоящими якобы правами.
В
другой раз он начал с
того, что убеждал обывателей уверовать в богиню Разума,
и кончил
тем, что просил признать непогрешимость папы.
Вопрос об ухе был забыт
и заменился
другими вопросами политического
и теологического [Теоло́гия (греч.) — богословие.] свойства, так что когда штаб-офицеру из учтивости предложили присутствовать при «восхищениях»,
то он наотрез отказался.
—
И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится,
тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай,
другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну —
и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
Вот вышла из мрака одна тень, хлопнула: раз-раз! —
и исчезла неведомо куда; смотришь, на место ее выступает уж
другая тень
и тоже хлопает, как попало,
и исчезает…"Раззорю!","Не потерплю!" — слышится со всех сторон, а что разорю, чего не потерплю —
того разобрать невозможно.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне
и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря
другими словами, Фердыщенко понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде,
то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
Бунт кончился; невежество было подавлено,
и на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей, въезжал с триумфом в город, влача за собой множество пленников
и заложников.
И так как в числе их оказались некоторые военачальники
и другие первых трех классов особы,
то он приказал обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности, глаза), а прочих сослать на каторгу.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить
и кончили
тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись
и мир
и Евсеич
друг другу в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал...
Словом сказать, в полчаса, да
и то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир, что времени остается много (отбытие с этого пункта было назначено только на
другой день),
и зачал тужить
и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни горного
и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы начальниково сердце возвеселить. А главное, нет предприимчивости.
Другие утверждали, что Пфейферша еще в вольном городе Гамбурге полюбила Грустилова за его меланхолический вид
и вышла замуж за Пфейфера единственно затем, чтобы соединиться с Грустиловым
и сосредоточить на себе
ту чувствительность, которую он бесполезно растрачивал на такие пустые зрелища, как токованье тетеревов
и кокоток.
Но, с
другой стороны, не видим ли мы, что народы самые образованные наипаче [Наипа́че (церковно-славянск.) — наиболее.] почитают себя счастливыми в воскресные
и праздничные дни,
то есть тогда, когда начальники мнят себя от писания законов свободными?